Конкурс сказок на «Волшебной скрижали» вне конкурса

 

Сказка вне конкурса «Когда Цари плачут!» — Выговский Илья, 14 лет

Илья написал нам: Закончил седьмой класс Владивостокской гимназии №2, много печатаюсь в различных газетах и журналах, моя пьеса «Хэй, Тиче!» идет в нескольких театрах. Пишу как стихи, так и прозу. Любимый писатель – Ф. Достоевский, любимые драматурги – А. Володин и Э. Радзинский. Мечтаю стать хирургом


Конкурсное произведение — «Когда Цари плачут»

Жил-был Царь с Царицею, и была у них дочка да сынок маленький. Дочку звали Павушка, а сынка – Карпик. Царь был характером мягок, да и чего было строжить: царство размером с ладошку, даром что на берегу моря раскинулось. Да и люди в царстве этом жили все покладистые да добрые. Подданные Царя искренне любили, ну просто наглядеться на сердешного не могли. «Ай-да Царь батюшка!» — часто слышал царь во след. Слышал и умилялся. Иной раз кто-то из простого люда как бы невзначай до царева плечика дотронется, а то и к царевой ручке припадет, а у батюшки уже и глаза на мокром месте от умиления. Что ж до Царицы, то мягка она была, как воск. Полная, рыхлая с блаженной улыбкой на лице, никогда никому не перечила, не бранилась, говорила тихо да ласково, слова ее шелестели, как молодой камыш знойным июньским вечером. Да и детушки были родителям под стать. Павушка была добрая, рослая, совсем не похожая на царевну. И одеждой, и лицом была точь-в-точь как любая дворовая девушка. И трудолюбия ей было не занимать. Ну а Карпик, всеобщий любимец, был совсем мал, не было ему и двух годков от роду. Жил он своею детской жизнею, не капризничал, излишнего внимания не требовал, а только улыбался да радовался свету белому. Бывало, увидит козявку в траве или бабочку легкокрылую, зальется смехом серебряным, и все вокруг умиляются. Так и жили они тихо и счастливо.

А неподалеку от царского терема, там, где суша кончалась и начиналась водная гладь, было другое царство, о котором люди и не догадывались. Это было Рыбье Царство, и жило оно по своим рыбьим законам. Там на троне тоже сидели Царь с Царицею, и было у них двое детушек-рыбушек. Не все шло гладко в царстве этом. Вроде бы и Царь тот был добрым, да и Царица не капризная, но вот детушки доставляли родителям немало хлопотушек. Старшая, Плотвушка, была собою хороша, но так грустна и так слезлива!  Младший же, Ершик, был так вреден и упрям, что из Царства этого Рыбьего сбежали все медузы, чья душа была жуть какая нежная, а тело-то ох и мягкое да студенистое! Не вынесли медузы Плотвушкиных горьких слез да постоянных пузырей упрямого Ершика, и сбежали они в далекую чистую бухтушку за тридевять морей, подальше от соседства того гадостного. Опустело морюшко без медуз, но тут и вторая беда подступила — морские коньки-горбунки взбунтовались: не хотим, мол, смотреть больше, как Ершик от вредности своей пузырится, не хотим более глотать горькие Плотвушкины слезы! Сказали и уплыли из моря того навсегда. Опечалился Рыбий Царь тогда, закручинился.
—   На чем теперь выезжать я буду, коли все мои конюшки разбежалися? –запричитал.

Да и царица молвит во след:
— Как теперь жемчужины свои перебирать я буду без медузушек своих? Сквозь их прозрачные телушки я могла увидеть все царапинки! Где вы теперь плаваете, стеклушки мои увеличительные, в каких морях?

Плотвушка же, ничего не сказамши, заколыхалась телом своим белым и давай исторгать слезы свои горькие. А тут и Ершик подоспел, и давай пузыриться!
— Детки вы мои милые, детки мои чешуйчатые! Да чего ж это делается! -  заголосила Рыба-матушка. – Для того ль я вас холила и лелеяла, чтобы были вы такими несчастными?

При словах тех сердечных пуще прежнего зашлась в плаче Плотвушка:
— Хорошо вам говорить, маменька! Ничего-то вы в нашей жизни морской не понимаете, ничего-то в море нашем, кроме собственного хвоста, не видите!

Когда Плотвушка упомянула хвост, Ершик смачно причмокнул пухлыми губушками, и изо рта его  вылез огромный бессовестный пузырь.

Бедная мать заметалась промеж сына и дочери:
— Дети вы мои ненаглядные, рыбки вы мои пучеглазые! Что кручинит вас в Царстве нашем? Иль  какая Электрическая Скатина воду мутит?
— Плохо, плохо все, хуже некуда, — заломила плавники Плотвушка. — Скука смертная, нету силушки. А старуха Камбала всем рассказывает, что у папеньки нашего чешуя облезлая, а у вас, маменька, плавники-то не настоящие, а приклеенные!
— Полно, полно печалиться, доченька. Пусть их болтают. Ты б  с подружками хороводом поплавала, грусть-печаль свою в танцах развеяла.
— Разве это подружки, маменька? Они ж от зависти, на добро наше глядючи,  аж икру мечут по всему Царству нашему. Не с кем мне поплясать да душу открыть свою девичью. Вон, Навага, что подругой моей считалася, все секреты мои рыбам выболтала. Все смеются теперь надо мной, а Сом каждый раз в усы бормочет что-то обидное.

Тут такой вой подняла Плотвушка, что вспучинилось море соленое, и волны горбылями заходили. Не отстал от нее и Ершик. Засучил плавниками острыми, пузырями пошел огромными. Вдруг пузыри слились в один большой воздушный кокон, подхватили бедного Ершика и понесли резко вверх, туда, где море сливается с небом…

В это время на берегу моря неспокойного, по песку золотистому прогуливалась Павушка, на руках ее крепких спокойно сидел Карпик. Пройдет пять шагов Павушка, наклонится, братушке ракушку или камушек затейливый поднимет. Так и идет она с братом дорогим на руках вдоль серого моря. А волны вздымаются все выше и выше, ветер треплет подол тонкого платьица. На четвертой волне стало страшно Павушке. На седьмой волне сердце похолодело. А на девятой волне не успела и вскрикнуть Павушка, как волна соленая, дерзкая вырвала из рук бедного братушку и унесла в море бурное. Тут упала на берег Павушка без чувств,  и накрыло ее волною холодною.

Долго ли, коротко ли пролежала Павушка на мокром песке, об этом знала лишь Чайка серая, что парила над берегом. Она же была единственным свидетелем горя необъятного и скорби девичьей. Чтобы поддержать Павушку, кричала в унисон с нею Чайка серая, и в минуту ту скорбную, ни одно живое существо в округе не посмело ни звука своего издать, ни пошевелиться.

Домой одна-одинешенька вернулась Павушка. Страшную весть принесла она отцу-матери. А в это время, в пучине морской металась Царица Рыбьева Царства.  «К Царю, скорее к Царю», — шептала она, как заклинание, несясь сквозь толщу воды. Но чем мог помочь Рыбий Царь, коли сыночка Ершика извергло из себя море упрямое! Поник Царь, повесил плавники вдоль тела сгорбленного, смотрит перед собой тусклыми, мутными глазами – старик стариком. И впрямь чешуя у него стала облезлая. Тут же подле родителей была и Плотвушка. Обезумев от горя, потеряла дар речи, болезная!

Но забурлило, заурчало что-то в толще моря, а вослед за утробными звуками показались восемь щупалец, сжимающих какой-то предмет.
— Я к вам, Ваше Величество. Вот, нашли возле вашей беседки, оно в водорослях запуталось, — сказал величественный Осьминог и аккуратно положил перед царской семьей бездыханного Карпика.
— А ну-ка, слуги мои верные, поживей раздобудьте-ка воздуху. Или мало водорослей растет в моем саду?!- воскликнул тут Рыбий Царь.
— Я сейчас принесу пузырь того большого тунца, что рыбаки выбросили в море после своей отвратительной рыбалки. Он там,  привязан к кораллу, — засуетилась и Царица.

Тут пришла в себя и Плотвушка, стала гладить своими плавниками мальчика и впервые улыбнулась от умиления. «Может, сейчас и нашему Ершику кто-то помогает», — подумала с надеждой она.

Поселили Карпика в пузырь, было там ему  уютно и светло. Благодаря водорослям, не знал он недостатка в воздухе и еде. Не по годам смышленый, он сразу понял, что случилась с ним не то беда неминучая, не то счастье несказанное. Беда потому, что был оторван он от отца-матери, от сестры любимой, от родимой сторонушки. А счастье, потому что остался он жив и здоров. А какой заботой и любовью окружила его царская рыбья семья! Уж как расстарались помочь мальчику! Самые диковинные рыбы водили вокруг его жилища хороводы, самые изысканные жемчужины выстилали дно его комнаты. Самые утонченные раковины ублажали его слух дивной музыкой.

А что же бедный Ершик? Так и задохнулся, выброшенный из морской пучины? Так бы и случилось, если бы не та самая серая Чайка, что поддержала в скорби бедную Павушку. Увидела Чайка непомерно крупную рыбу, на вид, ерша, бьющуюся на берегу о песок, взяла ее в клюв и понесла во Дворец к Царю с Царицею. Те же, несмотря на горе собственное, увидев, что рыба еще жива, поместили ее в большой чан с водой, насыпали хлебных крошек. Посмотрев в умные глаза рыбы, Павушка подумала: «А вдруг сейчас и моему братцу кто-то помогает?»- и от мысли этой стало ей немного спокойнее на душе. Так  прошло три месяца.

Жизнь потекла в царских семьях – человечьей и рыбьей – своим чередом. Несмотря на горе горькое, не теряли надежды родственники найти сыновей своих любимых. А что же сами мальчики? Карпик так и жил в тунцовом пузыре, но ничто его не радовало: ни жемчуга диковинные, ни пение раковин перламутровых, ни хороводы рыб разноцветных. Он не хотел ни есть, не пить. Все думал думки о дорогих сердцу родителях, о сестрице своей доброй, да о родимой сторонушке. И только стараниями Плотвушки съедал кусочек водоросли, так, чтобы ее не обидеть. Ершик же сидел в медном чане, был он грустен и вял, и если бы не Павушка с ее заботой, то давно бы и всплыл кверху брюшком, сердешный.

Но вот однажды Павушка сказала своим родителям:
— Маменька, папенька, сегодня День Рождения нашего Карпика. Пойду я к морю синему. Пойду к тому месту самому, где упустила своего братика милого.

Как ни отговаривали ее родители, надела платочек на голову, да пошла к синему морю Павушка. День был такой теплый, а море – такое гладкое да спокойное, что Павушке даже не верилось, что три месяца назад на этом самом месте волна хищная вырвала из рук ее Карпика. Так же, как и в тот страшный день, Павушка стала подбирать с песка прозрачные камушки и причудливые раковины. Особенно ей приглянулась крупная Рапана, серебристо-сиреневая, аккуратно скрученная книзу. Взяла она в руки Раковину и, как бывало раньше с Карпиком, прислонила к ушку своему. Запела Рапана свои песни дивные, про края морские, бескрайние, про Царство Рыбье. Не удержалась, сказала тут Павушка:
— Не видала ль ты, Раковина, братца моего, Карпика. Совсем душа моя истомилася в тревоге черной.

Зашумела тут Раковина Рапана, заголосила голосом своим ракушечьим:
— Видела, видела, знаю-у, знаю-у! Живет твой братец в тунцовом пузыре в Рыбьем Церстве. Горюет, сердешный, денно и нощно. И если бы не Царевна Плотвушка, то и помер бы давно. Уж как она его ублажает! Еду самую вкусную саморучно готовит, жемчужинами первосортными дно пузыря вымощает. Да что там говорить, сама видела, как пела она и плясала перед братцем-то вашим, лишь бы было весело ему, бедняжечке! У нее-то, Царевны, месяца три как братец пропал, Ершик: вредный был, пузырился не в меру, вот и вылетел на тех пузырях из моря нашего.

Как вскрикнет тут Павушка, как пустится бежать к отцу-матери. Раковину-то из рук не выпускает:
— Матушка, батюшка! Нашелся Карпик наш! В море он, в Царстве Рыбьем! Пригрела его Рыбья Царевна. Она за ним ухаживает, а чтобы с тоски не помер, поет ему и танцует. А рыба, что в чане нашем живет, это и не рыба вовсе. Это Царевич Рыбий, Ершик.
— Счастье, счастье-то какое!- воскликнули Царь с Царицей. Теперь осталось нам деток поменять, и счастье будет на два царства – человечье и рыбье.
— Только как нам все это проделать? -  почесал голову Царь. – Простое ли дело вытащить из море сынка? Да и чужого вот так запросто забросить в  волну морскую тоже рука не поднимается.
— Есть у меня совет дельный! – встрепенулась тут Царица. –Возьмем ведро побольше, веревку к нему привяжем длинную-предлинную. Наберем в ведро морской воды и посадим туда Ершика. Сядем в лодку, и пусть нам Рапана укажет то место, где в пучине морской находится Рыбье Царство.

Сказано – сделано. Посадили Ершика в ведро. Тот даже глазом не повел и нисколько не удивился, что его из чана вытащили, сидел в ведре понурясь, вялый и безразличный ко всему. Но чем ближе лодка подплывала к месту заветному, где Рыбье Царство располагалось, тем беспокойнее вел себя Ершик: метался, головку из воды норовил высунуть. Старая Рапана знала свое дело хорошо, с местом не ошиблась. Да и как ошибиться, коли столько лет бороздила она морские просторы! А вот и место заветное. Пора прощаться. Заплакала тут Павушка, ну никак не может она расстаться с другом своим чешуйчатым! У Царя с Царицею и то глаза на мокром месте. Все руки в ведро суют, норовят Ершика по головке в последний раз погладить. Посадили и Рапану к нему, чтобы помогла Карпика снарядить в обратный путь. Истекла последняя минута прощания, и ведро погрузилось в морскую пучину. Веревка стрелой убегала в море все дальше и дальше. Но вдруг Царь почувствовал, что веревка замерла в его руках и дальше не опускается. Значит, ведро достигло цели. Как в тот момент волновалась вся семья, знала только серая Чайка, которая распростерла крылья над лодкой и смотрела в морскую глубь своим острым чаячьим взглядом. Наконец, веревка в руках царя дернулась, и тот осторожно стал ее тянуть. Минута, другая, и вот на поверхности появилось ведро, да не пустое, а с Карпиком!

Стоит ли говорить о семейном счастье – рыбьем и человечьем! Не было в тот день на земле существ счастливее, чем эти! Царь с Царицею устроили пир для всех своих подданных в честь возвращения сына любимого. Все было на столах, только рыбных блюд там не было. Но и Рыбий Царь не отстает: закатил такой морской бал, какого не видали морские жители. И было так весело, что даже обидчивые медузы с морскими коньками вернулись к Рыбьему Царю. Что ж до Ершика с Плотвушкой, то не было в том царстве рыбьих детей послушнее, чем эти.


Илья, приветствуем. Вот уж правда «Чужих детей не бывает». Добрая сказка получилась. На славу.

 

Друзья, поддержите работу в комментариях. 

 

На страницу конкурса сказок «Чужих детей не бывает»
еще ссылки
Страница детского литературного конкурса 2020 (вся информация по конкурсу)

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *